Алексей Ивакин, 43-летний уроженец Слободского, завершает свой рассказ о поездке в Луганск осенью 2016-го.
Знакомство с батальоном «Призрак» и гражданские реалии, ростки мирной жизни на фоне отдалённых взрывов – в его наблюдениях, сделанных на территории ЛНР.
Тихий вечер в Белореченском (посёлок, выросший сто лет назад при одноимённой шахте). Он в 20-и километрах к юго-западу от Луганска. Отсюда до фронта – примерно как от Слободского до Зонихи. Хозяин дома, который приютил меня на ближайшую ночь, повидал многое за два прошедших года. Тем и ценны его воспоминания:
– От древности говорится: «Слаб человек». Современный горожанин особенно слаб, когда его лишают комфорта. Попробуй-ка месяц не мыться и неделю пить из дождевых луж. Украм хватило ума этим воспользоваться: как лето и жара до +40 °С, так с помощью наводчиков разбивают водопроводные магистрали. Ну, спасибо, всему научили – теперь двухнедельный запас воды всегда при мне.
Необычные темы здесь в ходу за вечерним чаем, вместо привычных нам «про погоду» и «про кризис». Узнав про мою съёмку на погранпостах, хозяин интересуется:
– …А ты к передовой как, в бронике ходил? А я, знаешь, от некоторых бывалых слышал, что это палка о двух концах. Иногда пуля сквозным прошьёт как иголка, мышцы зарастут и нормально. А другой на броник примет пулю, так у него здесь перелом, там разрыв нехороший внутри. В общем, не угадаешь наперёд. Пуля ведь дура, – два века назад Суворов сказал, а всё ещё верно.
Михалыч – не первый в прифронтовой местности, от кого я слышу подобные рассуждения. По-видимому, в них есть своя логика. Будничный фатализм военного дела гласит: если по тебе решит поработать снайпер – то уж он найдёт брешь в экипировке, чтобы всадить пулю. Хоть в три бронежилета замотайся.
Но это субъективный опыт, который нельзя воспринимать как совет. Не ровен час, окажетесь в таких экстремальных условиях – надо слушать командира/старшего в группе, а не козырять своими соображениями.
Уже перевалило за полночь, когда приличия взяли верх, и я хлопнул себя по коленкам:
– Ладно, пора ведь на боковую. Только я ещё схожу проветрюсь. Дай мне фонарик, пожалуйста…
(Дом у Михалыча старый, с удобствами во дворе – в деревянном строении на отшибе, с хрестоматийным вырезом-сердечком в верхней трети двери).
– Погоди, сейчас я тебя снаряжу, чтобы нам обойтись без приключений.
Пошерудив минуту у себя за стеной, хозяин возвращается и жестами Дедушки Мороза выкладывает передо мной из мешковины фонарик, жилет-«разгрузку», пистолет ТТ и карабин «Сайга».
– …А я на прикрытии с «калашом» побуду, это не лишнее.
Так вот он какой, специфический прифронтовой юмор, – говорю я себе. И пробую отшутиться:
– Михалыч, ты, наверное, ослышался… Я же не «в разведку», а «проветриться».
Михалыч насторожённо выглядывает за окно в синий бархат луганской ночи:
– Может, ты и проветриться. А кто-то другой, может, и в разведку. С той стороны до нас три часа спокойным шагом. Для украинской ДРГ (диверсионно-разведывательной группы) обычный житель из прифронтовой полосы – полезная и лёгкая добыча. Ополченца-то ещё попробуй скрути. Вот и утаскивают гражданских время от времени. Знаешь, как утаскивают? В ситуации наименьшего сопротивления – подождут вот такого мечтателя, пока спустит штанишки да задумается, откроют дверь с ноги и цоп ему на голову мешок. А там уж дело техники… Так что ты давай не смейся – иди по своим делам, а я прикрою.
Луч рассветного солнца заиграл на старых обоях и сделал комнату невыразимо уютной – будто из деревенского детства, которого у меня не было.
«Слава Богу, вот и опять ночь прошла!» – говорит Михалыч вместо «доброе утро». Никогда ещё я не слышал этих слов, произнесённых с таким особенным чувством. Война научила его, вместе с тысячами земляков, видеть подарок судьбы в каждом новом дне.
Одновременно не перестаёшь удивляться, как быстро здесь человек привыкает ко всякому. У кого деньги позволяют – давно обзавелись ставнями, чтобы уберечь стёкла от взрывной волны. Если плохо с деньгами, в дело идут фанера, скотч и целлофановая плёнка – та самая, которой слободские дачники накрывают в мае парники.
У кого дом частный – прорыли добротные траншеи недалеко от крыльца. В случае обстрела ховаться лучше в дворовую траншею, чем в подвал. Хотя на уровне животных инстинктов хочется именно в подвал, в самый дальний угол. Но практика учит, что обрушенный взрывом дом может завалить подвальных сидельцев самым страшным образом, и без помощи снаружи им будет не выбраться.
Когда мои собеседники слышат, что я собрался в обратную дорогу, то говорят:
– Вот и хорошо, вернётесь в спокойную жизнь.
– А вы-то как?
– А мы привыкли. Кому посчастливится дожить – те тоже вернутся. Когда-нибудь обязательно вернутся.
Эти реплики о «возвращении» понятны нам обоим без расшифровки. Несмотря на всю сложность ситуации, возвращение в любом случае уже происходит: расчёты в республике давно ведутся в рублях, гривны нет и в помине; бóльшая часть местной промышленности и бизнеса тоже замкнута на Россию.
За три недели моего отсутствия в Кирове подкопилась текущая работа, и луганские впечатления были отложены в дальний ящик. Разве что ночью мимолётно приснится сухая трава под ногами и камуфляж впереди идущего. Но прошла уже неделя на Вятке, а я не переставал ловить себя на ощущении, что делаю какой-то лишний жест, который смущает моих собеседников.
Наконец сообразил. Оказывается, каждый раз, приходя в новое место, я первым делом выглядываю в окно и дежурно «прицениваюсь» к местности – в какую сторону бежать укрываться, если вдруг обстрел. Великая вещь привычка! Всего за три недели она стала чем-то рефлекторным, вроде мужского рукопожатия.
На дворе был воскресный вечер, когда в Группе оповещения о военных действиях ЛДНР (есть такая ВКонтакте) написали:
4 декабря. 16:30. В Донецке дети катаются на санках, автолюбители чистят своих красавиц. Никто не замечает, как где-то на заднем фоне городских звуков слышна работа артиллерии. Местные за секунды определяют минуса, поэтому никак не реагируют. Кажется, что война в Новороссии стала обыденностью...
Жив ли сейчас Михалыч? Что теперь видит по утрам из окна своей кухни? Эта мысль приходит время от времени, намекая, что из поездки я вернулся (по восточной пословице) с невидимой красной нитью, которой уже не суждено порваться.
Подготовка публикации – Виктор Хардин
На основе рассказа и снимков Алексея Ивакина