С этой бородой, к которой обязывает сан, он всегда казался мне человеком в почтенных годах. Но вот сказали, что «протоиерею Николаю Бутюгову на днях исполнилось 60», и я стал прикидывать:
– Погодите, а сколько же тогда ему было в пору нашего знакомства? Да ведь всего тридцать с небольшим…
Насколько это можно видеть со стороны, служба настоятеля (старшего священника в храме) примечательна тем, что одновременно надо заботиться и о духовной, и о хозяйственнойстороне жизни прихода.
Опыт о. Николая в этой части примечателен особенно, ведь на протяжении трёх десятилетий он был настоятелем трёх храмов в городе Слободском – Екатерининского, Троицкого и Свято-Духовского, и при этом начало его служения пришлось ещё на последние советские годы.
Об этом опыте я и предложил о. Николаю рассказать, когда он заглянул в редакцию после своего 60-летия. Так появились семь эпизодов - «штрихов», где моменты личной биографии вплетены в историю целой страны:
Я родился в Кирове в 1958-м, и закат эпохи Хрущёва уже запечатлён в моей детской памяти. Пришёл в церковь вслед за родителями (людьми глубоко и искренне верующими), и хорошо помню эти насмешки вслед, когда ты «не такой, каким положено быть строителю социализма».
Зато и в храме царила особая атмосфера: обычно все пришедшие к воскресной службе как минимум знали друг друга в лицо. Действующий храм на весь Киров был один – Свято-Серафимовский.
Никакой церковной карьеры, однако, я для себя не планировал, и в середине 70-х уже работал фрезеровщиком на завод «Маяк», одновременно слушая в политехническом институте вечерний курс по специальности «Промышленно-гражданское строительство».
Но вышло так, что из-за недобора студентов-семинаристов Церковь сама (в лице Владыки Хрисанфа) нашла аргументы, чтобы я сменил заводской комбинезон на диаконский стихарь.
Рукоположенный в диаконы, я приехал служить в Слободской весной 1982-го, и моя первая служба здесь пришлась на Благовещение – 7 апреля. Действующий храм на весь Слободской был один – Свято-Екатерининский.
Свойственный провинциальному городу уклад «большой деревни» (в хорошем смысле этого слова) в чём-то сглаживал даже противоречия между советской властью и Церковью. Сложно постоянно и всерьёз враждовать, когда все настолько на виду друг у друга – и в погожий майский день только борода отличает священнослужителя от партработника, когда оба за городом садят картошку.
Но сказать, что это соседство было идиллией, я не могу, хотя годы и сглаживают остроту переживаний. Как забыть терзания многих слобожан «при должности» (в том числе учителей и врачей), которым регулярное посещение храма на виду у земляков грозило неприятностями на работе? Ради праздничного богослужения или какой-то церковной требы им приходилось уезжать в Волково или Быстрицу, хотя некоторые и жили в трёх минутах ходьбы от нашего Екатерининского собора.
Не забыть и ту воскресную службу, когда в храм зашёл проверяющий из райкома – и углядел в церковном хоре трёх школьников. Какую долгую и унизительную нотацию читал он после этого отцу Аполлинарию Павлову (которого я позднее сменил в чине настоятеля Екатерининского собора)… Никак не изменил настроя проверяющего даже тот факт, что все трое подростков оказались на поверку родными детьми отца Аполлинария.
Не забыть и ежемесячные (а когда и чаще) походы настоятеля или церковного старосты в райком за согласованиями. Ведь без тех согласований мы даже внутренний ремонт в храме не могли начать, – не говоря уже о какой-то работе, делавшей нашу жизнь заметной для округи.
У партийного работника, который курировал церковные дела, в кабинете хранилась папка толщиной мало не 10 см – внутри лежали документы, которые до мелочей оговаривали жизнь православного прихода посреди советской реальности. И бывало, осторожно заведёшь речь о возможности колокольного благовеста хотя бы в Пасху – а уже опытная рука извлекает на свет Божий решение местного исполкома от 1964 года. И там говорится (отчего-то эти пункты мне остро запомнились), что колокольный звон по случаю церковных торжеств в городе недопустим по трём причинам:
1. Мешает просмотру фильмов в кинотеатре «Космос» (с чем в какой-то степени можно было согласиться).
2. Отвлекает от занятий учеников 7-й школы (она размещалась в здании, где сейчас находится гимназия).
3. …и вдобавок (во что верилось уже с большим трудом) каким-то образом вредит плановому ходу работ в колхозе «Труд», чьи поля раскинулись возле Денисовых.
Как забыть, после всего, и реплику одного «сотрудника в штатском», который в порыве откровенности, что ли, однажды сказал:
– Вы что же думаете: у нас нет возможностей закрыть все оставшиеся приходы хоть завтра? Да ведь только из-за них и терпим [а под «ними» тут подразумевался западный мир]. Вас только задень – тут же они поднимут очередной хай на советскую действительность…
Но близилась символическая дата – тысячелетие крещения Руси (1988 год), и мало-помалу прежние оковы рассыпáлись. В свой час снова разлился благовест над слободской округой. Однако во всякой исторической перемене, как видно, есть своя внутренняя неоднозначность: сейчас, оглядываясь в те времена, я понимаю, что именно жёсткое давление советских лет как бы «законсервировало» прежние – ещё с царских времён – внутрицерковные устои. Стоило упасть системе партийных ограничений и запретов, как эта старозаветная чистота стала размываться потоком людей, которые сблизились с Церковью из соображений моды или конъюнктуры.
В Свято-Екатерининском соборе было моё первое настоятельство (с 1986 до 1994 гг.). Затем в Троицком храме – самое долгое (с 1994 по 2011 гг.). А после всего в Свято-Духовском соборе – самое напряжённое по части ремонта и реконструкции.
Велик был замысел и труд Василия Александрова: только предварительные изыскательские и проектные работы длились несколько лет! А когда храм вырос к середине 1860-х, то стал для Демьянской округи той «точкой сборки», к которой начали прирастать друг за другом – фельдшерский кабинет, воскресная школа и т.д.
Помню, как в 90-х мне не раз доводилось слышать:
– Ну вот время и расставило всё по местам: заводы Александровых поныне – слава и гордость Слободского, а собор только потому и уцелел, что сгодился под складские нужды…
Но прошло всего-то два десятка лет, и я впервые услышал зеркальную реплику:
– Вот и расставило время всё по местам: снова купол сияет на детище Александровых, а где сейчас их заводы…
Что я мог сделать при этих словах, кроме как с грустью покачать головой? Виновата ли Церковь в таком исходе?
Когда входишь в очередные хлопоты, часто сил добавляет представление о тех конкретных прихожанах, которым новшество пойдёт на пользу:
– Вот обновится храм, и то-то будет радость для В.,и для О., и для М., и ещё для стольких сотен людей, которых за годы службы запомнил поимённо…
Но настаёт урочный час, и ты, стоя посреди обновлённого придела, ловишь себя на мысли:
– А ведь уже и В. на погосте, и O. уехала в другие края, и М. стало не до церковной службы…
В такую минуту невольно ум приходит в смятение:
– Об том ли мы хлопотали на протяжении стольких лет, правильно ли выбрали этот почин среди десятков других?
Богу ведомо.
Владыка Хрисанф в своих наставлениях начинающему духовенству любил добавить после всего:
– Трудитесь, отцы, сейчас – пока вы молоды!
Тогда смысл этой реплики виделся мне в каком-то очень оптимистичном ракурсе: дескать, если смолоду крепко взяться, то можно достичь намного большего, чем твои нерасторопные сверстники.
Но с годами пришло новое понимание (которое, может, и имел в виду Владыка): жизнь наша настолько быстротечна, что если молодому где-то замешкаться, то после не успеешь и рукава закатать – а ты уже на склоне своих дней, когда многое становится не под силу.
Ещё нет и сорока лет, как я в духовном сане – а сколько людских судеб прошло перед глазами «от и до», от крещения до отпевания… Оттого сегодня я сам при случае говорю молодёжи, передавая эстафету Владыки: трудитесь теперь и вы, пока молоды.
Подготовка публикации – Владислав Никонов