90- и даже 95-летних земляков (главным образом, конечно, женщин) не так уж мало на Слободской земле.
Это стало очевидным благодаря публикациям, которые с 2018 года размещает ВКонтакте Слободской совет ветеранов.
Много впечатляющих примеров можно встретить в этих публикациях: некоторые ветераны и в свои 90 сохраняют активность и жизнелюбие.
В их числе – Нина Фёдоровна Галашева, жительница города Слободского, встретившая своё 90-летие на рубеже 2019 и 2020 годов.
Здесь приведены (в газетной версии) фрагменты воспоминаний Нины Фёдоровны. Иллюстрациями служат фото разных лет из её семейного альбома.
На своём настаивал отец: – Из-за дня не прибавляют год!
Кто ездит на машине в сторону Москвы через Кострому из нашего края, тот знает приметное село Юма на Свечинской земле – через него проходит федеральная дорога «Р-243». Моя малая родина, деревня Ступники, находится всего в двух километрах от Юмы.
Здесь 30 декабря 1929 года я появилась на свет в семье двух колхозных тружеников – доярки и конюха.
Папа решился на уловку, не такую уж и сложную по меркам своего времени. Накануне Нового года регистрацию рождений в сельсовете не вели, а когда возобновили в начале января – отец уверенно заявил: «дочь родилась 1 января 1930 года» (роды принимала на дому своя же родственница-повитуха, и оспорить сказанную дату было некому). С этим днём рождения в документах я и прошла свой жизненный путь.
Большинству близких папина логика была понятна без объяснений, – а тому, кто сомневался, он убеждённо говорил:
– Неправильно это – из-за одного лишнего дня старить девку аж на целый год. Сейчас неважно, а когда выйдет в невесты – будет ей на руку.
По общему правилу того времени, папа с мамой не боялись заводить детей. Но так сурово распорядилась судьба, что всех троих сыновей – ещё в самую раннюю детскую или младенческую пору – у них сгубили различные хвори. Выросли и вышли в люди только мы – четыре дочери, среди которых я старшая. Но далеко мы друг от друга сейчас: Антонины уже нет в живых, Анна (самая младшая среди нас) живёт в Твери, а рождённая следом за мной Мария – в украинском Днепропетровске, или по-новому в «Днепре». Никак не думалось, что в XXI веке между нами двумя будет пролегать линия фронта…
Фото моих родителей, сделанные в послевоенную пору.
Детский след на крашеном полу
На исходе 1930-х довоенная вятская деревня жила пускай не в роскоши, но с прочным ощущением, что жизнь движется в лучшую сторону. На подворье своим чередом плодилась разная живность, в огороде рос всякий овощ, вдобавок под рукой были и лесные дары.
Из этого беспечного детского периода память сохранила курьёзный случай. В нашей округе, ещё не знавшей аптечных витаминов, бабушка придерживалась старинной практики: периодически «для здоровья» поила внуков с ложки крошечной порцией церковного вина – кагора.
Не думаю, что меня и маленьких сестрёнок привлекли хмельные свойства кагора, – а вот его сладость определённо пришлась по вкусу. (Ведь всех-то сладких угощений на деревне в ту пору было – сахарная голова, от которой откалывали куски для чаепития, да самые простые конфеты-«подушечки»).
Однажды, оставшись без присмотра, со всей наивностью детского возраста мы с сёстрами додумались:
– Пожалуй, если отопьём того бабушкиного напитка ещё по ложечке, то совсем и незаметно будет.
Но где без спроса ложечка, там скоро за ней и вторая, и третья… пока мы не признались друг дружке со страхом, что жидкости убыло уже порядочно, и не заметить такую убыль трудно.
Одна детская оплошность потянула за собой другую: договорились, что дольём в бутылку до прежнего уровня чаю, – цвет у него как будто сходный с кагором, а разницу во вкусе авось и не заметят…
Надо ли уточнять, что этот наивный обман быстро раскрылся, и от старших в день разоблачения нам порядочно «досталось на орехи»?
Первым, временным жильём нашей молодой семьи служил старый банный сруб, кое-как переделанный под жильё. С расчётом на дальнейшее улучшение жизни папа постепенно – в течение нескольких сезонов – возводил новый основательный дом (материалы для строительства закупали на деньги, вырученные от продажи своей муки и картошки).
Летом 1941-го обустройство нового дома как раз подходило к завершению – родители уже перенесли сюда кое-какую мебель, покрасили пол и растворили окна настежь, чтобы скорей высыхало. Тут-то и прогремело по радио объявление, разделившее нашу жизнь на «до» и «после» – известие о начале войны.
Отец получил повестку одним из первых в нашей округе. Тут же начались хлопоты, со слезами вперемешку: собрать в дорогу узелок с самым необходимым, сделать главные распоряжения по хозяйству на время отсутствия…
«Возьми, Федя, и денег на первое время, – говорит мама. – Когда ещё там будет казённое довольствие…» Хватились – а деньги-то остались лежать в шкафу в той самой комнате, где накануне покрасили пол. Задумавшись на мгновение, папа позвал меня:
– Нина, ты полегче нас будешь – добеги до шкафа, принеси мне из ящика свёрток с деньгами…
С того дня остались в горнице отпечатки моих босых ног, и долго ещё были видны. Бывало, глянешь на них в зимнюю стужу, или когда осенний дождь молотит весь день без остановки – и снова с прежней остротой подступают горе и страх первого военного дня.
Хлеб из травы
Война всё сдёрнула с привычного места. Маме пришлось пойти на мужскую работу – на лесосплав, и случалось, что дома мы не видели её по две недели кряду.
Я в свои 11 лет стала нянькой для младших сестёр (было им при начале войны три года и пять лет), а также для пятилетнего Серёжи – сына наших родственников. За старшую в доме теперь осталась моя бабушка Катерина.
Много горьких тыловых наук освоила я в короткий срок. Научилась выпекать хлеб, взяв лишь небольшую гость муки. К муке «для веса» сочинялась различная добавка, исходя из сезонных реалий: по весне листья молодой лебеды, летом соцветия клевера, а посреди снежной зимы – растолчённые в кашу картофельные очистки.
В августе 1944-го была сенокосная пора, когда над лугом раздался оклик:
– А вон Трифонович идёт домой!
Редкое отчество не оставляло сомнений, что речь про отца, – а тот факт, что в родном краю он оказался ещё до окончания войны, намекал на какую-то особенную причину.
Выбежав к нему навстречу, я посреди знойного дня испытала озноб, будто оступилась в холодный ручей: навстречу шёл исхудавший бледный путник, глухо пристукивая по дороге через каждый шаг. Стучала деревяшка протеза, пристёгнутая к туловищу взамен левой ноги.
Война смогла отнять у него ногу, но не характер. Он и на протезе остался всё тот же неунывающий сельский труженик: сам не сидел без дела, и ещё умел подыскать слова утешения для каждого встречного.
Студенческие годы, города и странствия
Вторую, мирную половину 1940-х я посвятила учёбе в Кировском механико-технологическом техникуме. Окончив его, в 1950-м получила распределение в Ленинград – на фабрику «Пролетарский труд».
Здесь моя первая должность была – бригадир грунтовальной техники; впоследствии меня назначили инженером по технике безопасности.
Главная радость этой новой жизни заключалась в том, что теперь я сама зарабатывала себе на жизнь, и даже могла понемногу подкапливать денег, чтобы помочь родителям – им ведь ещё надо выводить в жизнь моих младших сестёр.
На «Пролетарском труде» меня в итоге избрали секретарём комсомольской организации – а это означало каждодневную необходимость быть в самом центре общественной работы.
Какой насыщенной была эта общественная работа в послевоенные десятилетия – о том и до меня написано очень много, и в этом вопросе я не рассчитываю чем-то удивить читателя.
Для понимания здесь приведу лишь пару штрихов. В пору моего студенчества дореволюционное поколение было ещё активным и многочисленным – но многие в этом поколении дожили до седых волос, так и не освоив грамоту (не до этого им было в годы становления советской власти). Таких людей, которые нам в отцы и деды годились, мы в ходе своеобразных курсов учили азам чтения и письма.
Другой масштабный пласт нашего студенческого досуга – дальние туристические путешествия. Все пути-направления на туристической карте страны были для нас открыты; пускай эти странствия проходили обычно в спартанских условиях, да разве мы в ту пору искались какого-то комфорта?
Незабываемое впечатление оставил пеший поход через Твиберский перевал: на этом маршруте за короткий срок мы успели и повидать ледники Кавказа, и искупаться в море перед отъездом обратно в Ленинград.
Сходились дома на вечёрке, а поженились в Ленинграде
В августе 1955-го, приехав к родителям в отпуск, я отправилась с младшими сёстрами на вечёрку. Увидела там среди парней сверстника, с которым когда-то мы учились в параллельных классах – Леонида Галашева, родом из соседней с нами деревни Галаши (всего в километре от Ступников).
Несмотря на свои ещё юные годы, Леонид выглядел очень солидно – был одет в форменный китель и брюки. Человек в форменном, как в ту пору говорилось, «внушал доверие» – от такого девушки не ждали подвоха или какой-то грубости.
Потому я охотно согласилась, когда Леонид предложил мне покинуть шумную компанию и немного прогуляться по деревенской улице. Здесь мы стали рассказывать друг дружке про свои послевоенные пути-дороги. И оказалось, что Леонид сейчас учится в Ленинграде – в Пожарно-техническом училище на Московском проспекте.
Я искренне удивилась:
– Так ведь наш «Пролетарский труд» совсем недалеко – на улице Цветочной, всего в паре километров от училища!
Мы оба не скрывали радости от такого неожиданного поворота событий:
– Надо же было уехать в экую даль, чтобы там снова оказаться друг у друга по соседству!
В том августе на родной стороне мы расставались с надеждой на скорую встречу: Леонид подробно расспросил, как можно найти меня в Ленинграде.
Не было у нас сотовых телефонов и интернета, зато настойчивости нашему поколению было не занимать: осенью Леонид нашёл меня в Ленинграде, и в октябре предложил зарегистрировать брак.
Подписи в ЗАГСе мы поставили 5 ноября 1955-го, а в конце лета 1956-го я снова приехала в родные края, чтобы здесь родить нашего единственного ребёнка – сына Сергея.
Сергей до своих 3-х лет остался в Ступниках – на воспитании у моих родителей и той самой бабушки Екатерины, с которой вышло у нас когда-то ЧП с кагором.
Приезжая сюда в каждый отпуск, я с удовольствием отмечала, что в лице моего папы маленький Серёжа получил себе наставника не хуже, чем отец – да и сам Фёдор Трифонович словно переживал вторую молодость, получив наконец-то возможность «воспитать мужика» (после потери всех трёх родных сыновей, о которой сказано выше).
Дождавшись меня на очередную побывку, близкие рассказали волнительную историю:
– Скажи спасибо тётке Августе – кабы не она, где бы сейчас и искали твоего сына…
Что за случай такой? Оказалось, в моё отсутствие через деревню проезжал цыганский табор. (Кочующих цыган едва ли сегодня увидишь в нашем краю, а тогда они не были редкостью).
Ступники на пути кочевого племени были не больше чем «транзитным пунктом»: табор зашёл в деревню с одного края и вышел с другого. И только тётке Августе (а жила она в крайнем доме, уже рядом с лесом) померещилось что-то странное, когда из своей ограды провожала взглядом вечных странников:
– Что это один ребятёнок у них с краю как будто и не похож на цыгана?
Присмотрелась: да ведь это у Фёдора внучонок увязался за пёстрой толпой, привлечённый то ли весёлой прибауткой, то ли каким угощением!
В такие моменты женское сердце не знает страха: Августа грозным окриком велела чужакам остановиться – и пока те не опомнились, без всяких долгих предисловий забрала у них ребёнка.
От работы к работе
В 1958-м закончилась ленинградская учёба Леонида, и его направили работать в Киров – инспектором по пожарной безопасности в областной совнархоз.
Совнархозы (советы народного хозяйства) были частью советской системы управления промышленной и строительной отраслью до середины 1960-х годов. Если кто-то интересуется той эпохой, то сможет узнать больше в интернете.
Я в эту пору работала в овчинно-шубном комбинате – то было моё первое соприкосновение с отечественной меховой отраслью. Однако кировская пора нашей жизни была недолгой: в ходе реформ совнархозы упразднили, а нам предложили на выбор одно из трёх мест для нового распределения.
Места эти были – Халтурин (название города Орлова в советскую пору), Вахруши и Слободской. Побывав везде, мы с Леонидом сошлись во мнении, что лучше Слободского нет.
Удачно решился и жилищный вопрос: в Слободском на улице Ленина, в самом что ни на есть центре, жила судья, которой предстоял скорый перевод на повышение в Киров. В её-то квартиру мы и переехали разменом, и здесь 3-летний Серёжа пошёл в детский сад, а я впервые переступила порог проходной у знаменитой меховой фабрики «Белка».
Как было заведено у советского человека, свои жизненные вехи мы мерили «от работы к работе». И предметом моей особой гордости было отсутствие перерывов: все мои трудоустройства происходили переводом из одного предприятия в другое, и в итоге сложились в 40 лет непрерывного стажа.
На «Белке» я прошла путь от лаборанта-технолога до заместителя директора учебно-курсового комбината, которым руководила Валентина Зосимовна Шишаева.
Система распределения не сбавляла оборотов, и обученные нами скорняки и швеи то и дело отправлялись на вакантные места в другие города и даже республики Союза. Приятно через годы получать от них весточки с уточнением, что и на новом месте наша наука пошла выпускнику впрок, обеспечила почёт и хороший заработок.
Полоса испытаний
Жизнь и в мирное время найдёт, как испытать человека на прочность. В середине 70-х два несчастья случились почти разом: сначала трагический случай погубил мою сестру Антонину (она утонула во время купания). Двое детей у неё остались – дочь семи лет от роду и трёхлетний сын. По долгу родства мы приняли обоих в свою семью: ближе нас никого в округе не было у этих ребят.
И в эту же пору мой муж стал инвалидом – лишился правой руки.
И нет желания вспоминать о той поре, но ведь и слова из песни не выкинешь: хватило мне 40-летней тягот, когда стала в одночасье главной опорой семьи. Однако и за наградой не постояла судьба: пять внуков да правнуков у меня сегодня, и ни за кого не приходится краснеть.
Бывало, встречный знакомый спросит: кто же из них, Нина Фёдоровна, твой родной, а кто приёмный?
Мой ответ простой: «С первого дня у меня не было желания делить детвору на ближних и дальних, – теперь уж сама не знаю, как их различить».
Опросник «Самое любимое…»
фильм «Судьба человека», «Сын полка»
актёр Павел Кадочников
книга «Три мушкетёра»
песня «Катюша»
передача на ТВ «Новости»
любимый праздник Новый год, совпадающий с Днём рождения
Эхо давнего детства – родные дома
И в новом веке 9 мая Нина Фёдоровна всегда идёт на городскую площадь, чтобы принять участие в торжественном мероприятии.
Однако помимо значимых государственных праздников есть в её календаре свои особенные даты, связанные с семейной историей.
Каждый год в августе (месяц, который не раз становился поворотным в её жизни) вместе с наследниками Нина Фёдоровна выбирается в родные места – деревню Галаши, откуда родом её фамилия, и в родные Ступники.
Временами друзья или близкие начнут интересоваться:
– Наверно, Нина Фёдоровна, есть у Вас какой-то особенный секрет, как дожить человеку до такого почтенного возраста?
Начнёт Нина Фёдоровна перечислять, но вещи из её «секретного списка» все как одна оказываются общеизвестные: не отказывать ближнему в помощи, не терять связи с родной природой, покуда можешь выбираться в лес или сад; не открещиваться огульно от житейской новизны – менять по мере возможности наряды в своём гардеробе и обстановку в доме...
Наверное, в этом и заключается ценность её примера: он показывает, что никакой особенной премудрости не надо, и каждый из нас уже прекрасно представляет, как нужно строить свою жизнь, чтобы сохранить достоинство и уважение ближних во всяком возрасте.
Подготовка публикации – Дмитрий Лалетин,
при содействии Екатерины Галашевой